Ангел мой!

             Мы простились в Виннице в начале апреля 1982 года, и я уехал в Киев. Вызов в военный комиссариат мне вручили заранее. Побывав в этом заведении, я получил команду сфотографироваться и следующим утром прибыть для прохождения воинской службы. Так велел закон нашего государства – Союза советских социалистических республик. Необходимо было оформить мой уход из организации, где я трудился. Начальник отдела кадров был военным человеком уже в отставке, и сразу же поинтересовался у своих коллег из военкомата о предполагаемом месте моей службы. По выражению его лица я понял, что информация была не очень приятной. В то время контингент советских войск вел войну в Афганистане. Худшего не могло быть ничего. Афган? Бывший военный годился мне в отцы, он был очень расстроен и не хотел сказать мне правду. Значит – Афган! Я и раньше понимал, что такое может случиться и со мной. Но когда это стало почти реальностью – я не ощутил радости.

        Зашел в ближайшее фотоателье и сфотографировался на военный билет. Фотография будет готова только на следующий день. Значит, надо будет с утра заехать и получить.

        Ангел мой! Ты останешься в Украине, а мне придется воевать в Афганистане… Воевать… Я не хотел воевать. Одно дело служить в Армии, пусть даже в Советской. Но воевать в чужой стране? Зачем?

А нам постоянно говорят, что солдаты в Афганистане выполняют интернациональный долг, защищают Советский Союз от империализма. Что такое «интернациональный долг»? И чем нам страшен империализм? Я готов защищать свою Родину! Значит, я буду служить там. Я выполню свой долг защитника Родины!

        Утром я был готов и служить, и воевать где угодно, а лучше – в Афганистане!

        С вещами я хотел начать армейскую службу уже сегодня. Надо зайти в фотоателье за фотографией. У меня не сохранилось то фото. Но благодаря той фотографии моя судьба круто изменилась. На фото я не смотрел – мои глаза были закрыты. Я вспомнил, что в тот момент – момент съемки, кажется, моргнул. В военкомате меня отправили перефотографироваться и прибыть завтра. А «моя» команда ушла по назначению… без меня…

        Ангел мой! Я тебе этого не рассказывал никогда.

        В этот день я прощался с Киевом, стоял над Днепром, смотрел на левый берег, наблюдал закат солнца… То ли ветер, то ли днепровская волна «принесла» мне тихие строки:

Снова дождь на стекле, как слеза,

Снова память моя ожила.

Будто снова стою у Днепра,

И мне снова прощаться пора.

Будто чайка взлетит над волной,

Там, где солнце махнет мне рукой.

Молчаливо Владимир стоит,

Солнцем залитый остров лежит,

Ветер гонит волну в берега,

А вода все уносит года…

Снова память моя ожила,

Как тогда, у седого Днепра.    

Следующим утром все было обычно: фото получилось нормально, команда была сформирована, и я стал солдатом.

        Из Киева мы вылетели самолетом ТУ-134. В полете нам сообщили курс – на Целиноград. Смотришь в иллюминатор и летишь, а служба уже «идёт». В Целинограде была посадка на дозаправку самолета. Город я видел из аэродрома. Вокруг казахская степь. Поверхность ровная, а пространство безграничное. Взлетели. Курс – Братск. Это намного восточнее Киева.

Как стремительно мы отдаляемся друг от друга, Ангел мой!

Полет на восток – это постоянное стремление к Солнцу. Но ты постоянно опаздываешь с рассветом… Поэтому - постоянно летим в ночи. И долго уже летим. Стюардессы приносят то обед, то ужин. Сколько можно есть ночью?

Над Байкалом пролетали утром. Как прекрасна наша Земля! Словами это описать нельзя. По крайней мере, я этого сделать не могу. Так было всегда. Я воспринимал мир, как сухая губка. Впитывал в себя и боялся отдавать, боялся, что «высохну». Теперь я «высыхаю» с радостью, какое это счастье – отдавать!

Город Братск встретил нас шумом тайги. Взлетели в казахской степи, а приземлились в сибирской тайге. Сосны вокруг высоченные, их называли «корабельными». Раньше из таких делали мачты кораблей. Ветер принес запахи леса. В сосновом лесу было прохладно и сыро, но как легко дышалось! Братск - как остров домов в таежном море. Поверхности земли почти нет - она под соснами. И пространства нет – вокруг сплошная тайга. И на этом аэродроме наш самолет заправили топливом для дальнейшего полета. Опять взлетели. Курс – Владивосток. Это край континента.

Восточнее только Япония и остров Сахалин. Но севернее можно лететь и дальше над воздушным пространством СССР. Там Камчатка и Чукотка. «Широка страна моя родная! Сколько в ней полей, лесов и рек…»

        Полет на восток в ночи. Снова обед, ужин, завтрак сквозь сон. Мы уже сменили десять часовых поясов: в Украине ночь, а здесь день. Или здесь ночь, а в Украине – день?

Посадку совершали в закат. Вечер уходил в ночь так же стремительно, как наш авиалайнер заходил на посадку. Аэропорт Владивостока севернее, ближе к городу Артем. А на посадку заходили с моря, над Уссурийским заливом.

Это конечный пункт нашего перелета. Значит, служить придется в уссурийской тайге. Вокруг сопки и морской ветер. Снова ночь, хотя «у нас» (или у вас) сейчас день. Но перелет был непростым. В общей сложности – двенадцать часов лёта. Все устали, все спят.

        Дальше нас повезли машинами на север: подальше от моря, поближе к сопкам. Уссурийск проезжали днем. Небольшие дома среди небольших сопок. Городок спокойный, уравновешенный. После золотого блеска Киева и огней Владивостока, Уссурийск скорее серый на фоне спокойной зелени.

        А наш путь, Ангел мой, дальше на север. Нас везли в поселок Пограничный.

××× 

        Дальний Восток. Край нашей Родины – Приморье. Именно в этих местах, Ангел мой, я прослужил свой армейский срок.

 

         Поселок Пограничный – это первая железнодорожная станция на территории СССР по пути из Китая. Воинская часть располагалась в «укрепленном районе» на территории расширенной пограничной полосы. Мы не сидели «в первом окопе». Границу охранял пограничный отряд. Мы стояли вторым эшелоном. «Укрепленный район» - малонаселенная местность для гражданского населения. Тем более, в советское время. Тогда даже социалистический Китай был врагом для социалистической страны советов.

Лето. Казарма. Солдатские будни. Учеба по-армейски.

Ангел мой! И хорошее было, и плохое. После самостоятельной жизни в «большой цивилизации» первым делом пришлось научиться «не думать». Быть солдатом – значит выполнять команды: подъем, равняйсь, смирно, шагом марш, на завтрак, на обед, на ужин, отбой… Учились ходить строем, маршировать, петь песню «в ногу», отдыхать за три минуты, бегать в полном боевом снаряжении, стрелять из автомата Калашникова, бросать гранаты (вначале учебные, а потом и настоящие - боевые). Учились останавливать танк с гранатой в руке – необходимо было ползти на танк, в десяти метрах до надвигающейся с грохотом и лязгом «цели» бросить под него учебную гранату и распластаться под этой ревущей махиной между накатывающихся на тебя гусениц. Смотреть, как делают это другие бойцы, было страшно. Ползти под танк самому - жутко.

Ангел мой! Я чувствовал твое дыхание за своим плечом. Ты, и только ты помогала мне преодолевать самого себя. Ты помогала мне оставаться самим собой. Ты помогала мне выжить.

Я служил в артиллерии, в батарее реактивной артиллерии. Учили технику: боевые машины, гаубицы, минометы… А в перерывах между учебой «с обеда и до заката» строили. Мой первый и единственный военный объект – ограждение территории воинской части. Необходимо было вкапывать бетонные столбы и монтировать между ними железобетонные панели. Я, как дипломированный инженер-строитель, работал с буссолью (военный прибор, определяющий направление цели). И, как молодой солдат, монтировал панели между столбами сверху вниз. Подняли «панельку» весом 120кг на двухметровую высоту, опустили «панельку» между пазов столбиков. Хорошо, если столбики стоят ровно и пазы совпадали. Но такое случалось редко. Столбы «в створе» никто не ставил. Солдатам необходим был «метраж»: чем больше - тем лучше. Качество в расчет не принималось. А за качество как раз отвечал я с буссолью. Глядя в прибор, я предлагал сдвинуть столб вправо или влево, чуть дальше или ближе. В ответ мне говорили о том, что я уже должен идти и давали ориентир («Пошел на…»). Через неделю командир батареи увидел результат нашего строительства, посадил меня в кузов автомобиля и показал «это» с высоты ближайшей сопки. Забор извивался, как змей. А я был отправлен отбывать наказание на гаупвахту, которая находилась при военной комендатуре поселка. Подъезжая, на перекрестке, я увидел табличку-указатель направления с надписью «До комендатуры 200 метров». Я провел там не один день, к тому же сутки - в карцере.

Ангел мой, первые армейские строки пришли ко мне в карцере.

Черные квадраты,

Черные квадраты…

Я по ним иду.

Черные квадраты,

Черные квадраты…

Я уже бегу.

Первый круг,.. двадцатый,

Сотый, сто второй…

Черные квадраты –

Черною стеной.

За колючей проволкой

Детвора шумит.

За колючей проволкой

Большой мир звенит.

Сквозь решетку камеры –

Краешек земли.

Черные квадраты,

Черные квадраты –

Черные круги…

Черные квадраты,

Черные квадраты –

Что же впереди?

         А 13 июня 1982 года я принял Присягу на верность Родине – СССР. 

××× 

          В основном я служил во взводе начальника артиллерии. Приходилось быть командиром отделения связи, командиром отделения разведки, приходилось всюду следовать за своим командиром – полковником, начальником артиллерии. То участвовали в стрельбах минометчиков, то в стрельбах гаубиц. Но чаще всего проводились учения реактивной артиллерии. При этом боевые машины занимали позиции за сопками в укрытии, а взвод разведки занимал позицию на сопке для видимости целей. Мы заблаговременно подходили к намеченной сопке, взбирались, отрывали окопы наблюдательного пункта и маскировались. Связисты отлаживали радиосвязь с помощью обычных антенн переносных радиостанций, если сопки за нами были ниже по высоте. Или им приходилось монтировать приземистую антенну в виде сетки по склонам сопки, если сопки за нами были выше нашей, и связь была неустойчивой. Разведчики устанавливали свои приборы: квантовый дальномер для определения расстояния до цели, перископ для наблюдения из окопа, буссоль для определения координат цели, разворачивали планшеты для расчета траектории полета реактивных снарядов. Вычислитель готовил к «бою» свои таблицы и диаграммы. Обычно в нашем окопе находился руководитель учений и начальник артиллерии. Естественно, что на учения мы выезжали в полной боевой готовности, в полном боевом снаряжении. Однажды стрельбы были назначены ранним утром. С рассветом, по учебной тревоге мы выехали в сопки, приготовились к стрельбе. Командир обозначил цель, ее обнаружили, определили координаты и передали на позиции боевых машин. Там зарядили снаряды, произвели наводку и доложили о готовности к выстрелам. Пристрелку первой цели в классическом варианте производят одиночными выстрелами для дальнейшей корректировки попаданий и стрельбы залпом на поражение. Прозвучала команда «Огонь!» Мы услышали звук выстрела и продолжали слышать звук полета снаряда. Задачей учений является попадание в цель, но в данном случае цель осталась нетронутой. А звук пролетевшего над нами снаряда был еще слышен. И через какое-то время прогремел взрыв, далеко впереди за очередными сопками. Стрельбу прекратили, боевые машины разрядили. Офицеры помчались на автомобиле искать объект попадания. И нашли таки: за несколько километров от учебной цели наш реактивный снаряд разрушил коровник. К счастью, утром коровы ушли на пастбище, и обошлось на этот раз без жертв. Причина, как всегда, банальна – перепутали боевой снаряд. Использовались снаряды трех видов заряда: короткого, среднего и дальнего действия.

Ангел мой! Этот случай был смешным недоразумением, «утренней шуткой» по-армейски. Перепутали вид заряда, и снаряд улетел слишком далеко. Ты и здесь была со мной – выстрелили снарядом «дальнего» действия.

А вот на ночных учениях в подобной же ситуации нам стало не смешно. После команды «Огонь!» мы не услышали звук летящего снаряда, взрыв прогремел в двадцати – тридцати метрах правее нашего командного пункта. Ощущение, надо сказать, фронтовое. Мы в касках втянули головы в окоп, а сверху нас присыпало землей от взрыва. Все и на этот раз остались живы, Ангел мой! Это ты отвела нашу гибель на несколько метров правее. Спасибо тебе, Ангел мой! И в этот раз на боевой позиции что-то перепутали – приняли координаты командного пункта за координаты цели. Стреляли по нам. Но оказалось неисправным освещение при наводке. Офицер не растерялся и подсветил спичкой или зажигалкой. А вот наводчик при таком освещении ошибся на несколько метров. Его ошибка спасла нам жизни.

В период зимних учений наш взвод с молодым лейтенантом ночью попал в «котел». Так называлась территория, предназначенная для поражения целей, а проще – местность, куда целились и стреляли артиллеристы. Очевидно, наш водитель заблудился. И мы это поняли слишком поздно, когда началась стрельба. Вокруг нас стали взрываться снаряды. Мало того, что ситуация не из приятных. К тому же, наши действия носили хаотичный характер. С того момента прошло много времени, и я до сих пор думаю «Не было ли это частью учений?» И всякий раз твердо отвечаю себе: «Нет». Водитель заблудился, лейтенант «прозевал». Зимой темнеет рано и стремительно, хотя сопки в снегах. Автомобиль скатывался вниз гораздо лучше, чем поднимался на сопку. При этом солдаты помогали автомобилю. О том, что в «котле» живая цель никто не знал. Мы пытались наладить радиосвязь, но дело это сложное, учитывая приморскую местность и то, что «котел» выбирали в низине. Наши сопки были ниже тех сопок, с которых корректировали огонь. Мы со связистами растягивали антенную паутину по склонам сопок – но опять-таки безрезультатно. На морозе быстро разряжаются («садятся») аккумуляторы. Так и произошло. Радиостанции уже не могли работать. Свет автомобильных фар пробивался сквозь мрак ночи на несколько метров, и его не было видно издалека. Аккумулятор нашего авто с каждой остановкой на морозе терял свой заряд, и в перспективе нам грозила остановка - в ночи, зимой, на морозе, под канонаду взрывающихся рядом снарядов. А не в нас ли целились? Нас спасало только движение. И мы двигались в каком-то направлении. Нашей целью стала граница «котла».

Ангел мой! Вспоминаю тебя всегда, как тогда. Не оставила ты меня, как всегда.

Учебная атака еще не завершилась, а мы все-таки выехали на «чистую» территорию, миновали оцепление «котла», связались с помощью товарищей с командованием нашей батареи и продолжили зимние учения.

Армия – не прогулка в уссурийской тайге. Как же без тебя, Ангел мой!

×××

           Участие в учениях было одним из этапов нашей солдатской жизни. Кроме этого мы готовили учения и после учений разбирали на занятиях наши ошибки и удачные действия. При подготовке к учениям нам много раз приходилось объезжать территорию укрепленного района. Местность была усеяна сетью проселочных и лесных дорог между сопками. Среди сопок природных были и сопки «военные», визуально не отличимые друг от друга. Мы инспектировали «военные» сопки - это ДОТы, ДЗОТы (долговременная огневая точка, долговременная замаскированная огневая точка). Вход в «сопку», как правило, находился с «нашей» стороны, а огневое отверстие было направлено в сторону Китая. Все замаскировано и закрыто. Внутри сооружения - склад боеприпасов, оружейная комната, миниказарма, боевой пост и орудия защиты: пушки, пулеметы, минометы…

Мы первыми начинали учения и последними их заканчивали. Начиналось это с учебной тревоги для взвода начальника артиллерии, мы по периметру объезжали территорию целей – «боевой котел», проверяли оцепление «котла», работу приборов видимости, связи, средств предупреждения об опасности – ракетниц, экипировку солдат оцепления. Затем проверяли готовность артиллерийской техники боевых позиций (минометов, гаубиц, боевых машин реактивной артиллерии). Последней проверкой перед началом учений был осмотр наблюдательного пункта взвода разведчиков. Стреляли на учениях из разных видов техники, стреляли по разному: и поодиночке (соло), и совместно друг с другом (дуэтом, трио, квартетом…) Поражали неподвижные и подвижные «цели», видимые и скрытые, близкие и дальние. Вели огонь из стационарных позиций и с мобильных. Учились поражать движущиеся цели (танки) из засады «в лоб» - самый динамичный и психологически сложный вид стрельб. При этом учатся и танкисты, и артиллеристы. Целятся друг в друга, лоб в лоб. Но в таком учении есть победители и побежденные – кто выстрелит первым, и кто поразит цель первым.

После учений мы «снимали» оцепление и возвращались в казарму последними.

Но не все учения проводились недалеко от места расположения нашей воинской части. Нам устраивали летние и зимние «лагеря».

Да, Ангел мой, мы жили и в сопках. Летом с комарьем и змеями, зимой с ветрами и морозами.

×××

          Ангел мой, а как интересно ночевать в сопках зимой! Такой зимний лагерь устраивали между сопок в седловине. Сначала ногами утрамбовывали снег – благо солдаты были в достаточном количестве и погреться им хочется. Затем устанавливали большую солдатскую палатку. Внутри нее, в центре, монтировали печку. Повсюду собирали хворост и заготавливали дрова, чтобы к вечеру растопить печь. Конечно, внутри палатки температура воздуха была несколько выше, чем вокруг палатки. А самое приятное, что палатка защищала от сырых морских ветров. Каждый старался расположиться ближе к теплу. И чем больше людей было в палатке, тем теплее. Но это был стандартный вариант ночевки, и каждый из нас мечтал провести следующую ночь в палатке. Но учения – это всегда нестандартные ситуации и ночевать приходилось зимой на снегу. А учил меня этому эскимос Толя. Помню, как мы утаптывали снег, разводили костер, готовили еду. И все разбредались искать сухие ветки. И чем большего размера, тем лучше. И чем больше веток, тем лучше. Эскимос Толя на потухшие угли костра складывал ветки, принесенные нами. Кучка становилась все выше и выше. Вечер надвигался стремительно - темнело быстро. Заканчивали наше сооружение для ночлега уже при звездах на небе. Устилали кучку веток плащ-палатками и укладывались сверху, укутываясь во все имеющиеся одежды и плотно прижимаясь друг к другу. От ветра укрывались такими же плащ-палатками. Правда, кучка под нами опускалась ближе к заснеженной земле. Но тепло бывшего костра смягчало холод снегового покрова. При такой ночевке просыпались мы очень рано, когда только угадывалось начало утра. Рассвет брезжил, когда мы уже бегали вокруг нашего «спального места», чтобы размяться и согреться. Мой Ангел, это ты согревала меня своим теплом, твою улыбку я видел в ночном зимнем небе Приморья.

К ночи щеки морозец колет,

И легонько в кустах поет…

Знаешь, мама, порою в поле

Нас твое письмецо найдет.

И такое нахлынет, мама,

Вспоминается дом и ты,

Гроздь рябины за теплой рамой,

Но… пора проверять посты.

Мне не страшен полночный холод,

Я заботой твоей согрет,

Я любовью твоею молод

И луна золотит мой след…

         Да и Толе-эскимосу тоже спасибо – сам не замерз и друзьям не дал замерзнуть.

×××

            Служба в армии не только учения, Ангел мой. Помимо прочего нам доводилось выезжать в караулы – в сопках размещались артиллерийские боевые склады. Летние караулы – нормальное явление: два часа бодрствуешь, два часа караулишь и два часа отдыхаешь. И в таком режиме проводишь сутки. Затем нас сменяет другой караул. Зимой это намного «интересней», потому что мороз и ветер корректируют действия караульного.

Новый Год сержантом я «встречал» лишь однажды. И это было в карауле складов артиллерийских снарядов. Расписывая наряд, я «забронировал» себе «новогодний» пост с 23:00 часов старого года до 01:00 часа нового года. К счастью этот караул выдался спокойным, даже красивым и романтичным. Ночь была ясной, звездной, морозной и тихой. Вернувшись в караульное помещение, я записал несколько строк, которые впоследствии опубликовали в одной из армейских газет. Ангел мой, только твоё присутствие в этом посту со мной послужило рожденью рифмы.

***

продолжение во 2й части